Отправлено: 14.05.10 23:18. Заголовок: 15.02.77 Погасло солнце, нет больше света. Нависли тучи. Слезы неба [Lily Evans & Severus Snape]

Место действия Литтл-Хэнглтон, особняк Риддлов, Хогвартс
Действующие лица: Лили Эванс, Северус Снейп
Время действия 15.02, после эпизода И Лорд доволен и ПСы целы
Краткое описание ситуации:
Как он мог? Как-он-мог-как-он-мог-как-он-мог? Стучит в висках кровь, сердце бьется часто-часто, разбитые осколки впиваются в душу. Она сделала шаг, другой... и обессиленно опустилась на колени, захлебываясь в рыданиях. Откуда слезы? Они ведь давно выплаканы, откуда они берутся? Руки упираются в грязь, легкие разрываются от удушья. Больно. Страшно.
Что есть дружба? Душа, живущая в двух телах. Нет у тебя больше дружбы, Лили Эванс. Захлебывайся в предательстве, живи с этой болью. Так он пожелал.

 Отправлено: 02.07.10 23:55. Заголовок: http://s56.radikal.r..

О чем он просит? О ее прощении? О ее понимании? Зачем? Ответ один. Он и не смел надеяться. Что с ними твориться? Так не должно быть. Игра контрастов: его неумелое, неловкое признание в любви и резкое, целенаправленное согласие на рабство Темному Лорду; его несмелое, неуклюжее прикосновение к ее губам и уверенные, сильные удары по ее душе; нежность, трансформирующаяся в беспокойство за нее и ненависть к себе. Швыряние из стороны в сторону. Лед и пламя. Хаос. Невыносимо! Он утыкается лбом в краешек кровати, как и пять минут назад, почти касаясь лбом ее бедра. Страшно. Безумно страшно. Ладони и губы дрожат, выбивая свой замысловатый ритм. Почти похоронный марш. Ведь это его конец? Она сейчас его уничтожит всего парой слов. И она будет права. Заставить бы время остановиться или изменить его ход на обратный. История не терпит частицу «бы». С этим придется жить, а не хочется. Зачем ему эта жизни без Нее? Пепел… лишь пепел будет напоминать о том, что она была в его жизни… настоящая, живая, солнечная. Лишь пепел будет петь о той любви, что он не смог донести до нее. Лишь седой пепел будет нашептывать на ухо всю трагичность его выбора.
Ее слезы. Он не имеет права ни дотронуться до нее в утешающем прикосновении, ни сказать, что «все будет хорошо». Нет, не будет. Уже все настолько плохо. Слишком много воды утекло, и Северус самолично спустил ее всю сильным водопадом. И теперь осталось лишь смотреть свысока, как внизу шипит пена. Но ему не разобрать, шипение это или что-то еще. Но это рыдания, ее рыдания. Что она оплакивает? Он боится строить какие-либо предположения. Все они будут неверны. Ее слезы – яд, что медленно растворяет в себе его черное сердце. Они не смогли очистить его от черноты, им не под силу было и изменить его в лучшую сторону. Сомнений нет – оно подлежит только полному и безвозвратному уничтожению. И теперь его сердце с тихим шипением растворяется под дождем ее слез.
Потоки мыслей уносят его прочь из кабинета, прочь от изнывающего от боли сердца, прочь от кровоточащей души. В страну детских грез и веры в силу падающих звезд. Все изменчиво, но лишь одно его желание, которое он загадывал всякий раз, как ловил взглядом падающую звезду – постоянно. Он и Лили. Рядом. Держатся за руки. И пальцы переплетены. И в глазах задорные огоньки. И они счастливы, просто потому, что вместе. Лишь грезы… Детские наивные мечты, которым никогда не было суждено сбыться. А так хотелось бы…
Ломкий, как весенний лед, голос Лили безжалостно вырывает его из сказочной страны.
«Все было хорошо…» Было… все было хорошо. До какого момента? Когда он принял метку? Или еще раньше, когда поцеловал ее, повергнув тем самым в полный кавардак ее сознание? Помирились… Неправильное определение. Когда она его простила, растоптав собственную гордость. Да, он подорвал ее доверие, но она каким-то чудесным образом его склеила. А что теперь? Как кусочки невообразимого паззла – он уничтожил большую часть, часть порвал и смял. Картинку больше не собрать, как и ее доверие к нему. Она смогла допустить мысль о том, что Северус может быть лучше, то теперь же все ее доводы кажутся бессмысленными. Он – гнилой человек, затаивший злобу и ненависть, спрятавший свое самое лучше слишком далеко в уголки своей души, что не выцепить не разрушив сотни защит. Он закрыл свои чувства ото всех и от нее в том числе. И если когда-то была возможность лучам проскользнуть в щель, достав до его хороших качеств, то сейчас он просто напросто наглухо захлопнул дверь и закрыл ее на засов. Недоступно. Без чувств.
- Зачем я… что? – опять же – принял метку или признался в своих чувствах, не нужных никому, в том числе и ей. Они ведь ей не были нужны, ведь так? Она бы никогда не смогла допустить мысли об их… возможных отношениях. Он слишком… отвратителен, не достоин ее. Как уродливый мотылек, устремившийся к яркому, прекрасному свету. Он погиб, как погибает и Северус, сжигая себя заживо, но не в силах оторваться от совершенства.
«Я и есть твой друг». Но нет, лишь прокрутив в голове это высказывание, он понимает, что оно ложное, насквозь пропитано фальшью. Другом он считался только тогда, когда и сама Лили относилась к нему благосклонно. Дружба – это когда две стороны готовы идти на компромиссы и взаимодействовать. Ведь это ее слова. И теперь одна из сторон отгородилась, выстроила толстую каменную стену. Теперь ее свет из спасительного перешел в разряд убийственного. Сколько не бейся о стену – лишь расшибешься. Быть может, это и к лучшему. Посильнее размахнуться и разом закончить разыгрываемый фарс.
«Смотрел… как?» Как смотрит неожиданно прозревший слепец на солнце? Как смотрит калека, случайно наткнувшийся на своем пути на бьющийся ключ живительной воды? Как алхимик, посвятивший всю свою жизнь созданию эликсира жизни, и лишь в последние секунды своей жизни осознал правильную формулу состава? Как? Как смотрит маг на внезапно отыскавшийся на чердаке его дома могущественный артефакт, аналогов которому не существует во всем мире? Или как впервые влюбленный обычный подросток? В его взглядах не было никакого умысла. Он лишь… любовался ею, восхищался и боготворил. Почему она сейчас воспринимает эти взгляды в штыки?
Ничего не получил. Абсолютно. Пустырь, наполненный седым пеплом, пронизывающим ветром и тотальным одиночеством. Получил ее недоверие, презрение и ненависть. Они как кокон – окружили его, сковывая его и не позволяя двигаться, принудив зависнуть в подвешенном положении и упиваться собственной беспомощностью, собственной ненавистью, собственной чернотой. В таких условиях ему никогда не стать счастливым. Но разве он может запретить ей немного циничной иронии перед окончательным уходом?
Тихий скрип дивана, шелест мантии. Увидеть ее в последний раз, пусть даже если ее прекрасное лицо будет искажено презрением. Искажено… ухмылкой. «Браво, Лили Эванс. Вы превзошли своего наставника. Теперь по закону жанра, его нужно убить, чтобы убедиться в собственной превосходности». С губ не слетает ни единого слова. Досадно опустились ее уголки губ. Отвернулась. Сделала торопливый шаг вперед, к выходу. Будто кинула монетку нищему отвратительному попрошайке, а теперь жалеет о том, что вообще подошла. Еще шаг… от него. Северус вытягивает руку и цепляет подол ее мантии ладонью, но сжать материю, удержать – сил нет. Ткань соскальзывает с ладони, летит вслед за ее обладательницей. Не почувствовала.

 Отправлено: 05.07.10 17:33. Заголовок: Странная штука – суд..

Странная штука – судьба. Как вышло так, что в крохотном городишке встретились двое детишек, непохожих на всех остальных? Как вышло так, что угрюмый и не избалованный лаской мальчишка нашел в себе достаточно уверенности, чтобы заявить, что задорная смешливая девчонка, обласканная жизнью – ведьма? Почему они подружились? Ведь так были друг на друга непохожи…Почему Лили не последовала примеру старшей сестры и не отвернулась, морщась, от странного мальчика?
Судьба, судьба…ты вертишь душами людей, наматывая их на свои колеса, не задумываешься над тем, что произойдет с теми, на чьих спинах ты оставила след своей колеи…
Их дороги тесно переплетались, однажды сойдясь. Но теперь пришло время каждому из них сделать свой выбор… И он сделал выбор, который навсегда отвел его дорогу от ее.
Темные вещи происходили в магическом мире, о них пока еще не говорили вслух, но мерзлый шепот уже добрался и до стен Хогвартса…И сегодня она видела, что все это – правда. И листовки, непостижимым образом распространяющиеся в замке, и то, что кое-кто из студентов уже польстился на щедрые посулы того, кто звал себя Темным Лордом…Правда. Страшная, отвратительная…причинившая столько ужаса и боли. Правда, отнявшая у нее друга. Навсегда отнявшая.
Почти все она могла бы ему простить. Но не такое. Не это. Он добровольно отдал себя в рабство, потакая внутреннему чудовищу, которого она так боялась и старалась не замечать. Ведь жило в нем что-то, жаждущее темных утех. Она знала это так же, как и то, что он старается унять эту жажду. Но все равно тянулся к Темным Искусствам, все равно много времени проводил в раздумьях, выдавая одно за другим заклинания, которые могли бы послужить только тьме.
Она боялась, что это произойдет. А он знал, что однажды это случится. Это ожидание жило в его глазах, таилось в кривой усмешке, нарастало в его волшебной палочке. А сегодня вылилось наружу, поглотив собой, унеся безвозвратно туда, куда ей дорога была закрыта.
Он сделал это, чтобы спасти меня.
Робкий голос опять подает избитая надежда. Чтобы спасти. Меня спасти. Он бы убил не колеблясь, если бы не получил клятвы верности, произнесенной коленопреклонным...
Почему она оказалась там? Малфой что-то говорил…но она не помнила уже, не помнила…Словно вечность прошла, хотя так же жжет, так же болит…
Почему она?
Если она не была важна…дорога…Ему.
Если бы он был так жесток, если бы искал примирения с ней только для того, чтобы ударить еще больнее…То зачем этот спектакль, зачем…?
Чтобы она не рассказала ничего? Но зачем сохранять ей жизнь? Лили задрожала, вспомнив ликующее удовлетворение в глазах Малфоя, неприкрыто наслаждавшегося ее страданиями… И равнодушное скучающее лицо его…их хозяина. Они бы уничтожили ее с такой же небрежностью, как уничтожают назойливую мошкару…
Если бы…если бы не Он?
Ее скрытый гордый друг, оказавшийся на коленях…Ради ее спасения? Или по собственной воле?
Она остановилась на пороге, бросая еще один взгляд на застывшего в смиренной позе юношу. Коротко всхлипнула, пошатнувшись, вцепилась в дверной косяк, словно хотела выскользнуть из мрачного помещения, но с той же стороны…с той же стороны, словно хотела удержать себя внутри…
- Я бы предпочла смерть… - она вцепилась свободной рукой в растрепанные волосы, словно желая вырвать их и развеять по ветру вместе с вцепившимися в них мыслями. – Я предпочла бы умереть, чем увидеть тебя на коленях. Умереть и превратиться в ничто, но не жить с сознанием того, что самый дорогой мне человек стал рабом, прикрываясь моим спасением. Ты знаешь это, знаешь! – дрожащий голос сорвался на визг, вознесшийся к невысокому потолку, а она уже стояла перед ним, тряся за воротничок рубашки. – Ты мог обзывать меня, мог не принимать моих друзей, презирать мою сестру, мог заниматься чертовой темной магией – я бы простила, всегда прощала! Но этого я простить не могу, понимаешь, Сев, не могу! – комок горечи в горле, и так сложно дышать…
В детстве у Петуньи бывали приступы астмы, когда она слишком волновалась или злилась. И сейчас, когда этот огромный ком разросся, казалось, до огромных размеров, в памяти всплыла яркая картинка: ее сестра, задыхающаяся, бледная, как мел…и папа, крепко держащий ее за руку и другой рукой потирающий ее грудную клетку.
Успокойся, милая. Сделай крохотный вдох..вот так, вот так..а теперь еще раз, ну же…Все проходит, пройдет и это…
Лили отшатнулась, вцепившись пальцами в горло. И затрясла головой, вновь глотая слезы. – Не могу, не могу…
Ее сдавленное рыдание эхом разносилось по коридорам, когда она, спотыкаясь, бежала прочь от подземелий. Прочь от него. Прочь от желания вновь открыть ему свое сердце.

 Отправлено: 05.07.10 20:51. Заголовок: http://s56.radikal.r..

Она никогда не была его. Она была с ним, но не его. Дружба… Что дружеские отношения по сравнению с его чувствами? Ничто. Маленькая крупица в огромной вселенной. Он никогда бы не посмел просить о близости, которая свойственная молодым влюбленным людям. Она не была в него влюблена. Ее сердце не заходилось в бешеном аллюре при виде его. В то время, как он не мог совладать с бушующими в нем эмоциями и просто-напросто сбегал, прикрываясь своим извечным недовольством на мир и оставляя ее в полном недоумении. А по-другому он не умел. Боялся… боялся, что она узнает, какие чувства и мысли порой кружили ему голову, он терялся рядом с ней.
Проходили года, он терялся в сомнениях. Прошлый День Святого Валентина изрядно помотал ему не нервы. То отчаяние, которое он чувствовал после ухода Блэка и Поттера, он помнил с поразительной точностью. Что ж, такова его судьба. Он признался Лили в своих чувствах два раза – и оба неудачны. В письменной форме и в устной. «Валентинку» к счастью для Лили и к несчастью для Северуса перехватил ненавистный Поттер. Снейп не знал, дошла ли записка, в конце концов, до Лили. Даже если и дошла, то девушка никак не обозначила это свое знание. Северус не знал, как к этому относится, поэтому просто был рядом с Лили, пока она давала на то свое согласие. Но его чувства выгрызались в него, разжигали сомнения и подвергали ненужным мыслям. Как с этим справиться – он не знал. Все случилось само собой, буквально полдня назад. Он был очарован красотой Лили, ее молодостью, ее сияющими глазами, улыбкой, что блуждала на ее лице, когда он встретил ее у входа в Большой Зал, когда сидел с ней рядом за столиком, когда повел ее танцевать. А потом все испортил. Посмел поставить на ее чистоте жирную черную кляксу, очень похожую на него самого.
Соскользнувшая с ладони ткань все еще жжет кожу. Все, что у него останется после ухода – жжение. Ожог, что он сам себе поставил, совершенно не заботясь о последствиях. Был лишь шок, от того, что она позволяет ему быть рядом, позволяет пользоваться своим теплом и дружбой. Теперь шоковое состояние прошло – осталась лишь боль. И эта боль будет напоминать ему, что она была в его жизни. Он и хотел бы забыть и хотел бы никогда не терять эти воспоминания. Они ранят, но они жизненно важны. Для него. Он погибнет. Он уже на краю, до которого еще доносятся отголоски солнечного света. Но лучи ускользают, тают… В кромешной тьме один неосторожный шаг – и он летит в пропасть.
Уходит. Ее шаги торопливы. Быстрее, как можно дальше от него. Почти убегает. Но нет, звук удаляющихся шагов сменятся звуком приближающихся шагов. Но… Он не успевает ничего додумать, как она оказывается рядом с ним. Трясет его, говорит какие-то слова. Он зажмуривается, лишь бы она не видела его глаза, в которых скапливаются предательские слезы. Лишь бы не видеть ее глаза, наполненные жалостью и презрением.
«Глупая, ты еще не успела пожить, чтобы такое говорить…» Чего уж теперь! Он бы и сам сейчас предпочел бы свою смерть, однако, в обмен, на ее жизнь. Но ведь не было никаких гарантий, что убей Темный Лорд Северуса, он бы пощадил Лили… Абсолютно нет никаких гарантий. Разве Волдеморт сдержал бы свое слово? Разумеется, нет. Она не должна так говорить, она не может так говорить! Где ее чертово гриффиндорское стремление к правоте и желание сделать все как можно лучше?! Почему они ей сейчас, именно сейчас, изменяют?!
Зачем, спрашивается, прощала, если ей это приносило страдания? Он не понимал ее логики. Хотел до умопомрачения, но она всегда оставалась для него чем-то непостижимым. И дело не только в ее гриффиндорском характере. Черта, присущая только ей, которая однажды его свела с ума и поработила навечно. Та искра, что всегда была для него маяком в его холодном мертвом море.
Все-таки убежала. Северус сгорбился, рухнул на бок и свернулся в позе эмбриона, обхватив руками колени. Ушла… Ушла… Ушла… Не поняла, не захотела понять. Оставила. Бросила. Он чувствовал себя полностью разбитым штормом кораблем. Все, что от него осталось – щепки, удивительным образом дрейфующие на поверхности.
Лили… Лили…
«Так и будешь лежать куском дерьма?»
«Да».
«Ты ее не сможешь вернуть, если будешь бездействовать!»
«Уже не вернуть».
«Мерлина ради, не будь таким пессимистом. Перебесится – выслушает».
«Нет».
«Она – гриффиндорка, простит».
«Нет».
«Догони ее».
«А толк?»
«Не будь тряпкой. Слизеринцы не глотают слез».
«Мне плевать».
«Ты все еще можешь изменить».
«Нет, только не это».
«Это ты так думаешь, дай себе шанс, поверь в себя».
«Поверить в кусок дерьма?»
«Так не будь им!»
Северус еще сильнее сворачивается в клубок и подтягивает колени к груди. Сдохнуть, растворить, исчезнуть. Что угодно, лишь бы не чувствовать разрастающейся пустоты в груди. Это страшно. Он просто не сможет без спасительного солнышка. Просто не сможет…
Он резко встает, стирает кулаками злые слезы и вылетает из кабинета. И бежит за ней следом. Она не простит, но он заставит ее выслушать, заставит хотя бы понять его мотивы. Ночь лишь на руку – коридоры пусты. Он слышит ее рыдания, догоняет. Хватает за руку и разворачивает к себе. Прижимает ее к стене и упирается руками о каменную кладку по обеим сторонам от ее плеч, но держится на расстоянии от ее тела.
- Послушай, Лили, послушай внимательно.
Возможно, это его последние слова, сказанные ей и он должен, просто обязан донести все, что чувствует.
- Хорошо, ты бы умерла. Предположим, я допустил бы твою смерть… Чтобы я в таком случае чувствовал? Ты об этом подумала? А теперь представь все наоборот, я отдаю свою жизнь в обмен на твою. Неужели ты вернулась бы на бал как ни в чем не бывало? Как будто меня и не было в твоей жизни? Почему ты думаешь, что я мог поступить как-то иначе? Только ничего не отвечай.
Он отталкивается от стены и уходит. Медленно, не оборачиваясь. Он сказал все, что хотел. Теперь ее очередь попытаться принять правду.

 Отправлено: 08.07.10 21:58. Заголовок: http://s56.radikal.r..

Шлеп..шлеп…шлеп…
Так тихо и так оглушительно соприкасаются ее босые ноги с холодным камнем пола. Последний рывок на пути к отдохновению, к спасительному забвению, к возможности скрыться. От мира, от света, от воздуха, который шумно входит в ее легкие и раздувается внутри прелым огнем. Кашляет и шарахается в сторону от теней, скопившихся в углу, к которому не могут протянуть свои извивающиеся руки факелы, горящие на стенах. Как будто видит вновь темную фигуру, шагающую по коридору, фигуру, которую она приняла за…
Гулко эхом отдается в потолке бег. Лили пытается припустить вперед изо всех сил, но ей только кажется, что она несется, как ветер, тело ее слишком много настрадалось сегодня, оно протестует против этого…
Тщетно. Ей не скрыться от этих цепких пальцев, не укрыться от жгучего взгляда, не спрятаться от бледного лица, искаженного эмоциями. Кто ты, бледный демон? Ты не можешь быть ее другом. Прячущим в себе греческий огонь смурным мальчишкой. Ты слишком яростен, слишком напряжен… Где твои навыки, слизеринец? Не позволяй эмоциям взять над тобой верх. Такого его она не знает. Шипящего, вжавшего ее крепкими пальцами в стену…
Страшно?
Нет. Нет, не это может ее напугать. Не это.
Лили оцепенело смотрит на его предплечье, будто метка прожигает плотную ткань его мантии насквозь. Но тут же переводит затравленный взгляд на его бездонные глаза. Вздрагивает. И слезы непрерывным потоком катятся по ее щекам, морща судорогой бледное лицо, прокатываются по искусанным губам и падают на пол.
Грохот. Кап. Кап. Она глохнет от этого звука, но его слова не нужно слышать. Он не говорит их. Выжигает на ее сердце, штампует на внутренней стороне лба – так что теперь они всегда будут гореть перед ее глазами.
Что если бы ты умерла?
Хотя бы раз в жизни я могу побыть эгоисткой? Ты всегда говорил, что немного здорового себялюбия мне пойдет только на пользу. Так почему же не позволил мне укрыться от этой боли? Больно, больно! Она корчится в его руках, протискивая собственную к груди – там, где трепыхается окровавленное сердечко и пытается сжаться.
Что бы я в таком случае чувствовал?
Она так хотела бы ответить – облегчение. Облегчение оттого, что избавился от глупой гриффиндорки, считающей его своим другом. Зовущей его на потеху остальным – Се-ев. Заставляющей его гадать желания на звезды, заниматься с ней трансфигурацией и выслушивать постоянное нытье. Избавился – и может заняться тем, к чему на самом деле лежали его стремления. Темными искусствами. Зельями, столь страшными и серьезными, что даже в запретной секции книги посвященные им не находились с первого взгляда.
Но она ведь видит. Он не врет. Действительно – любит ее? От этого становится еще больнее и она опять рыдает, пряча от него глаза, судорожно выдавливая из себя идиотское: Прости. Простипростипрости, Сев…лучше бы ты меня ненавидел, лучше бы ты обиделся тогда на слова моей сестры и ушел навсегда. Только не страдал. Что это такое страшное в твоих глазах? Моя боль ничто по сравнению с этим…ничто…
Что сделала бы она, окажись на его месте? Что? Отказалась бы? Утешала бы себя мыслью, что все будет хорошо и в последний момент их кто-нибудь спасет? Дернула бы носом, лелея свои светлые и чистые принципы, и наблюдала бы за тем, как во имя их Он умирает? Перерезала бы нить, держащую его по эту сторону жизни или пожертвовала бы нитями, связывавшими вас друг с другом?
Никто не спас тебя.
Никто не спас Вас.
Только он. Пожертвовал собой. Пусть! Пусть он хотел этого, в глубине души его пусть расцветали ростки этой болезни, которой заражались сейчас многие…Но он ведь спас тебя. Тебе больно потому что ты жива. Жива и можешь чувствовать эту боль. Разве ты не боишься больше всего на свете умереть и уйти в ничто? Утратить себя навсегда потому что душа твоя никогда тебе не принадлежала и ей предстоит еще пройти долгий путь…Но без тебя. Разве не этого ты боялась? Так он спас тебя. Дал тебе возможность жить дальше твоей никчемной жизнью. Шарахаться дальше от Поттера, читать нотации Мародерам, помогать младшекурсникам….
Но без него.
Потому что слишком большую жертву он принес. А ты не можешь позволить себе этого. Потому что своей жертвой он содрал с твоей души все покровы, заставил ее корчиться, как кусок пергамента в адском пламени. И неважно, что тебя успели вынуть из этого огня до того, как ты рассыпалась золой… Ты уже никогда не станешь такой же гладкой и белоснежной… Навсегда в тебе будет ныть эта обуглившаяся сторона.
- Сев… - она неслышно шепчет его имя, сползая по стене на пол, когда он отпускает ее и решительно шагает прочь. – Сев…прости меня…
Прости за то, что я не могу дружить с тем, во что ты превратился.
Прости за то, что я не смогла предотвратить этого.
Прости за то, что я боюсь тебя – такого, каким ты станешь совсем скоро.
Боюсь. Но не ненавижу. Никогда я тебя ненавидеть не смогу. Но и принять назад…тоже…
Это сильнее меня, моих желаний и надежд. Надежда. Неужели осталось еще от нее что-то? На что мне надеяться? Я надеялась там – в этой комнате, что кто-нибудь спасет нас. Надеялась на то, что Малфой прозреет и поймет, что делает…Надеялась на твой отказ.
Это ведь так просто? Отказать?
Нет.
Это предполагает слишком большую ответственность…порою даже большую, чем дать положительный ответ.
- Прости…
Она долго еще лежит сотрясающимся комочком на холодном полу. Слезы заканчиваются, и тело трясется в бессильной попытке как-то излить из себя мучающее его чувство. Не удается. И Лили Эванс, которая, шатаясь, поднимается, согнанная со своего угла блеснувшим лучом рассветного солнца уже не та, что была прежде.
Можно ли починить то, что было сломано?
Можно?
Нет, если ты выломал все торчащие детали и выбросил их в пропасть.